На Кавказе назревает новая война. Пока трудно однозначно сказать, что это будет за война — опять с Грузией, на что российские пропагандисты и официальные лица намекают посредством нервных военно-дипломатических подмигиваний, или на российском Северном Кавказе, причем на этот раз, похоже, чуть ли не на всем. Скорее всего, второе.
Российско-грузинская война и взаимные обвинения Тбилиси и Москвы в подготовке новой войны все больше производят впечатление пиар-проекта, выгодного обоим государствам, чем реального конфликта. Конечно, нельзя отрицать наличие напряженности вокруг Абхазии и Южной Осетии, но год назад невооруженным глазом было видно, что к войне готовятся и идут к ней обе стороны, так же как сейчас они обвиняют друг друга в провокациях и коварных замыслах.
Другое дело — республики Северного Кавказа. Тут ничего не надо нагнетать искусственно, наоборот,
Кремль продолжает делать вид, будто способен удержать ситуацию в этой части страны. Однако она сама как-то нагнетается.
Сообщения из северокавказских регионов об убийствах милиционеров, чиновников, правозащитников и боевиков сливаются в один кроваво-бурый информационный поток, и в этой каше уже трудно разобрать, где Чечня, где Ингушетия, а где Дагестан.
Ситуации в этих трех республиках разнятся. Дагестанский президент Муху Алиев — "продукт" политический системы этой мультинациональной республики, в которой власть всегда была результатом компромисса между многочисленными этническими группами. Поэтому Алиев проявляет себя талантливым манипулятором, но ситуацию в целом не контролирует, и в выигрыше оказывается сила, которая принципиально отрицает национальные и клановые различия, — радикальные представителей политического ислама, так называемые ваххабиты.
В Чечне — Рамзан Кадыров. Рамзан есть Рамзан, без комментариев, как говорится. С одним уточнением: в последнее время он, во-первых, "приватизировал" тему чеченского национализма, во-вторых, пытается выбить из рук боевиков и исламскую карту, строя мечети и обязывая женщин Востока надеть паранджу обратно. С этой целью эмиссары Кадырова уговорили-таки эмиссара чеченских сепаратистов Ахмеда Закаева на сотрудничество с нынешней властью республики. От боевиков это не спасет ни на йоту. Лондонский чеченец Закаев давным-давно на боевиков никакого влияния не имеет.
В Ингушетии вернулся в строй после покушения президент Юнус-Бек Евкуров, о личности и деятельности которого отзывы только самые положительные, в том числе и со стороны правозащитников. Но дело не в личности Евкурова, а в системе коррупции и беспредела силовиков, которую выстроил бывший президент Ингушетии Мурат Зязиков и ответом на которую является, опять же, религиозный радикализм.
В трех республиках, как мы видим, существует разная по своим характеристикам власть, но и в Чечне, и в Дагестане, и в Ингушетии ей противостоит, по сути, одна и та же сила, которую принято называть ваххабизмом, правильнее — политическим исламом, или исламизмом.
Официальная пропаганда немало потрудилась над тем, чтобы представить ваххабизм как что-то абсолютно дремучее, дикое, мракобесное и варварское. Но политический ислам — идеология по определению более прогрессивная, чем кланово-феодальная коррупционная вакханалия, которая процветает на Северном Кавказе с благословения федеральных властей, а то и прямо насаждается ими.
Исламизм отрицает клановые, тейповые и национальные различия. Это принципиально универсалистская и интернациональная идеология, более того, идеология с глобальным "замахом", подключающая своего адепта к общемировому исламскому проекту. Когда ее последователи в Дагестане, Чечне или Ингушетии опускаются на коврик для совершения намаза, они знают, что то же самое делают миллионы их номинальных единоверцев и совсем не номинальных единомышленников, соратников по борьбе на просторах огромного ареала современного мира: от Марокко до Филиппин.
Разве может конкурировать с этим, кстати, самым молодым на сегодня идеологическим проектом перманентная пещерная родоплеменная криминальная грызня на Северном Кавказе? России совершенно нечего противопоставить в этом регионе религиозному радикализму, потому что у нее нет ни идеологии, ни пресловутой "национальной идеи", которую сколько ни искали, так и не нашли, как ту черную кошку в темной комнате.
Именно этот момент упускали комментаторы, когда проводили параллели между режимами Ирана и Кремля. Иран — это страна, у которой есть идеология, есть цель (на данный момент задача-минимум для Исламской Республики — статус "региональной сверхдержавы"), есть власть, не отчужденная от народа, есть политическая нация и есть желание принимать участие в истории.
В современной России отсутствует все вышеперечисленное. В наличии только георгиевские ленточки и прочие бренды, сварганенные гыгыкающими "креативщиками", и виктория над Грузией с "пацанскими" угрозами "повесить за яйца", полуприкрытыми морализаторскими сентенциями о страданиях мирных осетин — и это из уст власти, которая не жалела никого и никогда, а своих в первую очередь.
Иранское восстание произошло от избытка энергий, скопившихся внутри страны, которые требуют выхода, реализации, экспансии и развития. А в России абсолютно все сходятся во мнении, что если социальный взрыв и возможен, то только как результат тотального отчаяния и деградации самой системы власти. Почувствуйте разницу.
Политический ислам для Северного Кавказа может стать силой, которая вытащит эти республики из разлагающейся на глазах, разъедаемой урбанизацией феодальной архаики, пока ей на смену не пришло уже совсем криминальное нечто.
По сравнению с ней исламизм — это прогресс и модернизация. Его можно считать одним из способов глобализации.
Только остальной, не северокавказской России, эта сила ничего хорошего не несет.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
